Высота горы Козьей - 202 м. Это высшая точка не только белорусской, но и  польской части Пущи. В польской части Пущи высшая точка -  гора Батория, названная в честь польского короля Стефана Батория. Ее высота 150 м, т.е. на 52 м ниже нашей. Здесь проходит водораздел между Черным и Балтийским морем. Те речки, которые мы видели - Переволока, Соломенка несут воды в р. Лесную, которую мы видели у д. Каменюки, дальше в Буг, Вислу и Балтийское море. А речки с другой стороны гряды, но начинающиеся уже вне пределов пущи, впадают в Припять, Днепр и далее в Черное море. Кроме того, это водораздел между бассейном р. Лесной и Нарева. Территории, находящиеся на водоразделах, должны подлежать особой охране, т.к. зачастую они определяют пути миграций животных и растений, являются не  только  гидрографическими разделами, но и границами зоогеографических и ботанических районов. Кроме того, недопустимо загрязнение самих истоков рек.

Дорога, по которой проходит маршрут к перекрестку Переров, была построена в 70-е годы для вывозки древесины и чтобы снять проезд машин через правительственную резиденцию “Вискули”.

Следуя же  по ответвлению маршрута 1, дорога выводит мимо сараев, где хранятся корма для зубров (они остаются слева) на асфальтовую дорогу. При въезде на нее сворачивает налево и ведет в сторону Вискулей.

Вдоль дороги виднеется много старых больших деревьев. Беловежская пуща является самым старым лесным массивом Европы. Средний возраст ее лесов составляет 80 - 120 лет. Здесь отмечена более 900 деревьев великанов, возраст которых, в зависимости от породы, исчисляется от 200 до 700 лет. Величественность и красоту беловежского леса хорошо подметил в начале 20 века русский ученый Г.П. Карцов и лучше всего написал о ее неповторимости: “Человеку, никогда не бывавшему в Беловежской пуще, трудно представить себе величавую, своеобразную прелесть этого, во многих местах еще первобытного леса. В нем нет однообразно-сурового, однотонного колорита дремучего северного бора. Он величавен, дик, носит отпечаток дряхлости и, вместе с тем, бесконечно интересен разнообразием встречающихся в нем лесных пейзажей. Трудно представить себе лесные районы с однообразным, хотя и красивым на первый взгляд насаждением, долгое созерцание которых не наскучило бы, будь-то: вековые могучие корявые дубы, стройные, в несколько обхватов сосны с широко раскинувшимися шапками макушек, или кудрявые березы с белыми стволами, нежною глянцевитою листвою, точно сыплющеюся по висящим книзу ветвям, или жирнолистые тенистые клены, или правильной пирамидой растущие темные ели... все красоты таких картин скоро надоедают, если они не сменяют одно другую. Беловежская пуща представляет именно тот лес, где на протяжение пяти-десяти верст можно встретить бесчисленное количество лесных пейзажей, нисколько не похожих друг на друга и, вместе с тем, один другого красивее. При проезде по пуще не устаешь  смотреть и восхищаться. Глубокое волнение невольно охватывает любителя природы при виде многовековых сосен и дубов; мысли летят к старине; среди пущинских великанов есть не мало таких, на которых, в их молодом возрасте, быть-может, останавливались взоры Батория и под тенью которых отдыхали на охотах Августы Саксонские. Есть участки, где эти почтенные представители старины встречаются не единичными экземплярами, а занимают площади в несколько десятин, при чем  одновременно перед глазами стоят несколько старцев различных пород. При взгляде на них, “шапка с головы валится” в буквальном смысле этой поговорки, и хочется приблизиться, чтобы измерить, сколько обхватов укладываются вокруг ствола. Какими ничтожными кажутся перед этими         патриархами деревья, представляющиеся в другом лесу крупными. Почти все дороги в пуще проложены теперь по просекам. Вверху сплетается такой густой навес из ветвей, скрестившихся и перепутавшихся между собою, а по обеим сторонам идет такая густая стена ельника, что невольно начинает казаться, будто идешь по искусственно проложенной, в виде длинного сводчатого коридора, аллея, над которой лиственный навес местами, вовсе непроницаем для солнечных лучей.  Сама природа устроила здесь эти зеленые туннели, которые нередко тянутся на целые версты. В этих-то аллеях и встречаются самые разнообразные лесные породы: дуб, липа, ясень, клен, вяз и пр. Но всех краше является здесь изумрудно-прозрачная, кудрявая, веселая, зелень граба. Она-то и придает наибольшую прелесть этим аллеям. Только-что кончится где-нибудь зеленая аллея грабов, как просека выбегает на открытую поляну, и вдруг перед вами встает темная стена хвойного леса, густо-непроницаемая, опушенная молодыми елями; далее опять разнообразный, смешанный лес на болотистом черноземе; если дорога идет в гору, по песку, то по сторонам бесконечной колоннадой встает перед вами мачтовый сосняк; такой лес однообразнее всех других, и хотя в пуще его еще достаточно, но больших сплошных насаждений не особенно много. Для охотников он интересен тем, что в нем и летом, как во всяком другом зимою, далеко видно, а потому чаще, чем в других насаждениях, можно усмотреть коз с их мелькающими вдали “шпигелями”, или статную фигуру оленя, на минуту остановившегося, чтобы проследить врага, а затем развалистой рысцой, с закинутыми на спину рогами, лавирующего между сосновыми стволами. .....

Проезжая по пущинским дорогам и просекам, нельзя составить себе верного понятия о ея дебрях. Для этого необходимо углубиться в квартал и резать напрямик....

Внутри многих кварталов картина другая: там масса мест, где, можно смело сказать, никогда не ступала нога человека. В них-то и кроются самые прелестные, глухие и дикие места. Деревья, поваленные буреломом, лежат долгие годы одно на другом в несколько пластов; нижние, придавленные упавшими недавно, перегнили, покрылись лесным сором, мхом, догнивающею листвою, и едва заметны в общей массе; иное из них более сажени в обхвате, выворочено все, с корнями, с которых земля осыпалась и смыта дождями; корни эти своими красиво-причудливыми очертаниями так и просятся в альбом художника; иное надломлено бурей где-нибудь посередине ствола, и омертвелая вершина его, упав на ранее погибших соседей, венчает общую группу этого лесного кладбища. Такие буреломы, загромождающие сплошь целые кварталы, образуют те непроходимые дебри, о которых можно составить себе ясное представление только побывав в Беловежской пуще.” Далее->